– Мне так жаль, мисс Девер. Поверьте, если бы в моих силах было найти хоть какой-нибудь выход, я бы непременно его нашла, но…
Хилари одарила свою наставницу вымученной улыбкой.
– Пожалуйста, не стоит огорчаться, мисс Толлингтон. Я знаю, что будь это в вашей власти, вы бы оставили меня при себе.
Тут ей в голову пришла мысль.
– Наверное, помимо преподавания, в академии найдется еще какая-нибудь работа для меня. Я бы могла… могла…
Вряд ли бы она осмелилась признаться мисс Толлингтон в том, что готова была работать даже посудомойкой, лишь бы директриса позволила ей остаться. Сама мысль о возвращении в полуразрушенный дом в Линкольншире, к ее ужасным братьям, вызывала у девушки внутреннюю дрожь.
Директриса только покачала головой:
– Боюсь, это невозможно, моя дорогая.
Хилари задавалась вопросом, уж не потребовала ли леди Эндикотт избавиться от ее оскверняющего присутствия в академии полностью и безотлагательно. Мужчины из рода Деверов слыли неотесанными грубиянами, а женщины – отчаянными сорвиголовами, не обремененными моралью и не слишком разборчивыми в выборе партнеров. Одна из Деверов, даже просто находясь в стенах академии, пятнала честь учениц этого благородного заведения.
Едва сдерживая негодование, девушка произнесла:
– Предрассудки. Все это не более чем предрассудки.
Ее эмоции нуждались в физическом выходе. Хилари вскочила с кресла и принялась расхаживать взад и вперед по комнате, отчаянно пытаясь найти какой-нибудь выход, лишь бы не возвращаться в Ротем-Грейндж.
– Если бы только леди Эндикотт согласилась дать мне аудиенцию, я бы сумела убедить ее светлость оставить меня здесь. Я знаю.
– Боюсь, что нет, мисс Девер, – мягко ответила мисс Толлингтон. Поднявшись с места и обогнув письменный стол, директриса подошла к Хилари и положила руки ей на плечи. Никогда прежде она не делала ничего подобного, и это прикосновение растрогало девушку больше, чем она могла выразить на словах.
– Мое дорогое дитя, – пробормотала мисс Толлингтон. – Мне так грустно с вами расставаться. Но распоряжение леди Эндикотт навело меня на мысль, что я поступала эгоистично, держа вас при себе.
– Эгоистично? – Хилари не верила собственным ушам. – Те пять лет, что я провела здесь, были самыми счастливыми в моей жизни!
Бледно-голубые глаза директрисы светились состраданием.
– Да, я знаю. И именно поэтому считаю, что вела себя эгоистично. Вам нужно жить, мисс Девер.
Она обвела рукой вокруг себя, как бы показывая свой уютный, обитый дешевым чинцем кабинет, который всегда так нравился Хилари.
– Я вынуждена таким образом зарабатывать себе на жизнь, и я предана нашей академии потому, что считаю своим долгом выполнять любое дело, за которое берусь, как можно лучше. Но не заблуждайтесь ни на мгновение: обладай я вашим состоянием, вашими преимуществами и вашими связями, я бы не задержалась здесь ни на минуту дольше необходимого.
В горле у Хилари встал комок.
– Прошу прощения, но если вы и впрямь думаете, что у меня есть преимущества, вы очень мало знаете о моем истинном положении, – с трудом выговорила она. – Мои братья ни за что не согласятся вывезти меня в Лондон, чтобы участвовать в сезоне, и даже если бы они согласились, я не знаю ни одной респектабельной матроны, которая взяла бы меня под свое крыло. Мой опекун понятия не имеет, жива я или мертва, – да его это и не заботит. Мое состояние не настолько велико, чтобы заинтересовать его в выборе для меня подходящей партии. Кроме того, я не вправе распоряжаться своими деньгами до тех пор, пока мне не исполнится двадцать один год, так что и они мне не помогут.
– И все же эти препятствия нельзя назвать непреодолимыми, – с мягкой улыбкой ответила мисс Толлингтон. – Я уже написала одной своей старой знакомой, миссис Фаррингтон. Обе ее дочери вышли замуж и больше не требуют ее заботы. Только в прошлом месяце я слышала, что она не прочь немного развлечься теперь, когда ее пташки выпорхнули из гнезда. Разумеется, я ничего не могу обещать, но думаю, что она будет только рада оказать свое покровительство такой благородной и хорошо воспитанной юной леди в наступающем сезоне.
Сердце так и подскочило в груди Хилари. Странное ощущение, нечто среднее между восторгом и паническим страхом, пробежало по ее телу. Она моргнула и едва нашла в себе силы пробормотать слова признательности.
Лондонский сезон. Балы и рауты, пикники и музыкальные вечера…
– «Олмак», – выдохнула она.
Однако у нее не было ни одного наряда, пригодного для лондонского сезона, а тем более для одного из пышных балов по подписке, устраивавшихся в клубе «Олмак». Едва ли она…
Хилари отвергла все возражения, решительно пожав плечами. Раз ей представилась такая возможность, она ухватится за нее обеими руками и ни за что не упустит. Ее опекуны должны выделить ей долю из причитающегося ей наследства. Правда, в прошлом они всегда отказывали ей в этом, но если миссис Фаррингтон согласится ей помочь, то, возможно, Хилари и удастся усовестить лорда Девера и его скользкого стряпчего, чтобы те оплатили хотя бы ее гардероб. Ей нужно попасть в Лондон и принять участие в сезоне любой ценой. И как только она там окажется, то будет вести себя с таким утонченным изяществом и благородством, что все сразу поймут: она не такая, как все прочие Деверы, – настоящая роза, выросшая среди терновника и ждущая только, чтобы кто-нибудь ее сорвал. А если Хилари очень, очень повезет, то она даже сможет найти себе мужа. При этой мысли девушка зажмурила глаза. Спокойного, доброго и покладистого. Хорошо образованного, возможно, ученого. Какого-нибудь деревенского сквайра, живущего в уютном поместье. Словом, полную противоположность ее собственным братьям – пьяницам, эгоистам и развратникам. И как раз такого человека она и рассчитывала встретить в Лондоне.